По черному небу безмолвно, один за другим, пробегали бледные столбы света. Казалось, где-то далеко, за горизонтом, крутится ступица огромного огневого колеса, и только его спицы бесшумно проносятся здесь, над городом. Несколько минут офицеры шли молча, следя за лучами прожекторов. Первым нарушил молчание Бунке.
— Бомбят?
— Наш город только один раз, а соседним достается. — ответил Кольбе. — А несколько дней назад и нашу автостраду разворочали…
Завернув за угол, приятели столкнулись с двумя солдатами, нерешительно топтавшимися на тротуаре. Рассмотрев офицеров, солдаты метнулись было в сторону, но властный окрик Кольбе заставил их вернуться.
— Кто такие? Почему шляетесь? Увольнительную! — приказал он оробевшим солдатам.
— Сержант Гуго Гиберт и рядовой Брунер, — доложил один из задержанных. — Мы не по увольнительной, господин капитан. Мы следуем по предписанию.
— Куда?
— В распоряжение генерала фон Лютце.
— Какого же дьявола вы шляетесь по улицам, а не идете туда, куда направлены? — вмешался Гольд.
— Темно, дороги не знаем. Идем на пересыльный пункт, — оправдывался сержант.
В глубине улицы послышались шаги. Кольбе молчал, словно раздумывая, что ему делать с задержанными. Шаги все приближались, и к офицерам подошли еще два солдата. Один из них сильно прихрамывал, рука второго, насколько позволяла рассмотреть темнота, висела на перевязке.
— А вы откуда? — рявкнул Кольбе.
— Только что с поезда, — бодро доложил прихрамывающий солдат. — Следуем к коменданту для направления в команду выздоравливающих. Докладывает старший сержант Рихтер.
— А кто второй?
— Рядовой Ганс Гунке, — доложил солдат с перевязанной рукой.
— Документы! — потребовал Гольд.
Здоровенный денщик капитана-танкиста, поставив чемоданы около офицеров, встал за спиной Кольбе.
Хромой сержант полез в карман за документами, но в этот момент в разговор вмешался Бунке.
— Хватит! — энергично запротестовал он. — Время идет, а мы тут будем еще возиться целый час! — И, беря инициативу в свои руки, спросил сержанта: — Адрес комендатуры знаете?
— Так точно, — ответил сержант. — Геринг-штрассе, 17. На вокзале дежурный комендант указал.
— Пусть вместе со старшим сержантом Рихтером и эти двое направляются к коменданту. А утром они явятся к вашему генералу… как его… фон Лютце, что ли? Ты согласен, Кольбе?
Тот помедлил с ответом. Видимо, в нем боролись два каких-то противоположных желания.
— Специальность? — бросил он первым двум солдатам.
— Радисты.
— Оба?
— Так точно!
— Мы могли бы взять их с собою… — начал Гольд.
— Чтобы доставить удовольствие этому сухопарому мерину Фишеру? — заартачился Кольбе. — Ему уже сегодня досталось от генерала. Пусть и впредь достается. Я не обязан приводить ему пополнение…
Чувствовалось, что этот «сухопарый мерин» Фишер — личность, немало насолившая Кольбе.
— Старший сержант! — обратился он к человеку, назвавшему себя Рихтером. — Прихватите с собою и этих двух оболтусов. Помогите им добраться до коменданта. А то эти сосунки забредут, куда не надо.
— Ну, долго мы будем тут торчать? — нетерпеливо крикнул Бунке. — Кольбе, далеко еще до твоей старушки?
— Совсем недалеко. Вон в ту калитку. Ты только самой тетушке не скажи, что она старушка. Съест, — рассмеялся Кольбе.
Через полминуты негромко стукнула калитка маленького, окруженного деревьями и густыми кустами домика, и на улице остались только четверо все еще стоящих на вытяжку солдат.
— Ну, что же! Пошли! — первым нарушил молчание Рихтер.
Впереди шагали сержанты, за ними молча печатали шаг рядовые. Разговор завязался только тогда, когда все четверо оказались за квартал от домика, в котором скрылись офицеры.
— С какого фронта? — спросил Гиберт шедшего рядом с ним Рихтера.
— С Восточного.
— Давно ранены?
— Еще осенью. А вы в маршевую направлены?
— Нет, — важно ответил Гиберт. — Таких, как я и мой напарник Петер Брунер, в маршевую не посылают. На фронте воевать любой дурак может, были бы руки да ноги. Офицеру, тому, конечно, и голова нужна… Нас на фронт не пошлют. Нам доверяют… — Сержант замолчал, всем своим видом показывая, что он мог бы рассказать много любопытного, если бы его попросили. Но Рихтер не проявлял никакого интереса к рассказу собеседника, и это задело Гиберта. Ему показалось, что старший сержант смотрит на него, Гиберта, свысока и в глубине души презирает его, как окопавшегося в тылу шкурника. Он надулся и несколько минут шагал молча, независимо сплевывая через зубы. Но долго выдержать сержант не смог. Искоса поглядывая на старшего сержанта, Гиберт с независимым видом повторил:
— Нам доверяли, доверяют и будут доверять. Такие, как мы, нужны именно здесь.
— То-то тебя капитан сейчас чуть раком не поставил. Доверие оказывал, — насмешливо фыркнул Рихтер. — «Такие, как мы…» Сами дорогу не могли найти, няньки понадобились.
Гиберт вскипел:
— Не нуждаемся мы в няньках. И к коменданту нам незачем. Здесь всего двенадцать километров по новому шоссе. Нам объясняли в штабе. Петер! — повелительно обратился он к шагавшему следом солдату. — К коменданту заходить не будем. На восточной окраине спросим новое шоссе.
— Пошли, — апатично согласился Петер. — Ведь нам говорили, что отсюда до Грюнманбурга рукой подать.
— Замолчи, дурак! — остановившись, заорал на него Гиберт.
— Разболтался, как баба.
— Я не нарочно, — сконфуженно забормотал Брунер. — Да и чего особенного? Ведь здесь все свои.
— Правильно, — поддержал его Рихтер. — И посему требуется… — и старший сержант выразительно пощелкал себя пальцами по горлу.
— Никаких выпивок, — запротестовал Гиберт. — Нам надо явиться по предписанию.
— Послушай-ка, сержант, чего ты кипятишься? Я ведь совсем не хотел тебя обидеть, — примирительно заговорил Рихтер. — Уж очень ты торопишься явиться в часть.. Что, у тебя там друзей много?
— Это не часть… Это такое… — медленно заговорил Петер Брунер.
— Никого мы там не знаем и нас не знают, — все еще сердясь, прервал спутника Гиберт. — Но порядок есть порядок. У нас не на фронте. Дисциплина — ого!
— Дисциплина дисциплиной, а часок-другой и для себя урвать не вредно, — совсем дружелюбно ответил Рихтер. — У меня ведь тут совсем рядом сестра замужем. У ее мужа усадьба здесь. От города всего с километр. И новое шоссе от них рукой подать.
Рихтер умолк, ожидая, как на эти слова будут реагировать спутники. Но Гиберт все еще дулся и выжидательно молчал. Молчал и Брунер, не решаясь высказывать свое мнение раньше старшего товарища.
— Чего раздумывать, ребята, — прервал затянувшуюся паузу Рихтер. — Я вам предлагаю отправиться вместе к моей сестренке. У нее, конечно, найдется для наших желудков кое-что получше солдатского пайка. Вы нам порасскажете, как и что. А то мы, кроме передовой да госпиталей, четвертый год ничего не видим. У сестренки за бутылкой шнапса ночку проведем не скучно.
— А нас не попрут? — осторожно осведомился Брунер.
— Где у нее муж? — буркнул Гиберт.
— Не попрут, — заверил Рихтер. — Муж на фронте. Обер-лейтенант. Рубаха-парень. А какую сестра настойку готовит… Я ведь ей писал, что приеду. Пошли.
Настойка оказалась решающим аргументом.
— Если не попрут, то почему не пойти, — нерешительно протянул Брунер.
— Ладно, идем, — кивнул головой Гиберт. — Усадьба, говоришь, рядом с новым шоссе — это очень хорошо.
— А главное — дом в молодом сосняке стоит. Запах там… — мечтательно заговорил Рихтер. — Хорошо ночью гулять по лесу, и чтобы сосновой смолой пахло.
Глава 11
Где же русские?! Слышат ли они нас?
Ровно в половине двенадцатого ночи дядюшка Клотце выходил из-за стойки, неторопливо шел к двери и отодвигал стопор замка. Негромко клацал запор, и запоздалый посетитель не мог уже зайти в залу «Золотого быка». Зато покидающие пивную гости могли в любую минуту открыть дверь изнутри, нажав широкую бронзовую ручку. Это негромкое клацанье деликатно напоминало посетителям, что пора расплачиваться и отправляться по домам.